Как-то так повелось, что литературные произведения и их экранизации, повествующие в фантастическом жанре о социалистическом (коммунистическом) обществе и созданные с конца XIX века до наших дней, именовать антиутопиями. Даже роман Ивана Ефремова "Туманность Андомеды", уж никак не относящийся к критике или пародии социальной системы, в некоторых публикациях окрестили антиутопией. А в чём разница между утопией и антиутопией как литературным описанием некоей модели общества, явно проявляющей признаки социализма?

Для начала краткое описание утопии-антиутопии как части романа "Чевенгур". Собственно говоря, описанию коммунизма в отдельно взятом уездном городке Чевенгуре предшествует ещё на треть романа история поиска двумя друзьями Александром Двановым и Степаном Копёнкиным возможно зародившегося где-то в губернии самодеятельного социализма. Александр Дванов отправился на эти поиски по заданию председателя губисполкома Шумилина:

Друг и напарник Дванова командир "полевых большевиков" Степан Копёнкин одержим любовью к мёртвой Розе Люксембург; в его рейтинге ценностей тяга эта на первом месте, опережая революцию коня по кличке Пролетарская Сила.

Судя из контекста, герои "Чевенгура" не делают разницы между социализмом и коммунизмом, разве только как стадии одного и того же социально-мистического процесса. Потому и здесь в статье корректировок по этому поводу не сделано.

Достоевский — очередной странный персонаж, руководитель местного Совета в селении Ханские Дворики, решивший поменять в связи со свершившийся революцией и своё имя, и односельчан спровоцировал. Но здесь интересен выдвинутый тезис-лозунг: взял имя известного человека — соответствуй в своих поступках. Новоявленный Достоевский Ф. М. себя представляет этаким мыслителем о социализм, только чаще без практического результата.

Если вкратце, то сельский социализм в степи в голове Дванова А. Как проект созрел после увиденных им на водоразделе незаселённых степей с "жирной землёй", на которой засеянные культуры могли бы дать отличный урожай. Надо только убедить переселиться туда крестьян и объединить их в артели по производству сельхоз продукции. Поддавшись возбуждению от услышанного, Достоевский решил успеть построить социализм к Новому году, а не ждать до лета. Но встретил возражение Дванова:

Интересно пояснение Копёнкина что такое социализм одному зажиточному селянину в ответ на его вопрос:

Далее, в чём-то повторяя блуждания семерых мужиков из "Кому на Руси жить хорошо", Дванов и Копёнкин попали в коммуну "Дружба бедняка". Здесь наверняка должно быть нечто похожее на социализм.

Все члены коммуны не просто на должностях, они на руководящих должностях. На вопрос Копёнкина:

— Ну тогда так, раз хлеб был, — оставил сомнения Копенкин.

Для усложнения жизни по предложению Копенкина в прежнее единогласное голосование добавили назначенного голосовать против. А его товарищ как более теоретически подкованный вообще залез почти в метафизику.

Конечно, все эти странные формулировки озвучены Платоновым не от своего имени, а устами героев его романа, потому не корректно, казалось бы, приписывать эти формулировки самому Платонову А. П. Но, есть нюанс: авторский текст написан в той же пафосно-безграмотной манере, которую привычно ожидать от персонажей русской революции и гражданской войны из числа "менеджеров среднего звена". У автора романа "Чевенгур" со своими пролетарскими героями как минимум языковое единство. Хотя в других произведениях у Андрея Платоновича великолепный литературный русский язык, например, в более позднем "В прекрасном и яростно мире".

По крайней мере, ни на один общепризнанный авторитет никто из героев Платонова не ссылается, если не считать общих одобрительных слов в адрес кого-нибудь из основоположников или вождей. Даже Ленину они собираются написать о своих успехах или сомнениях, но не прочитать что-либо из его трудов, даже самых коротких. Понимание социализма и коммунизма у персонажей романа строго интуитивное. Да и Александр Дванов отправился искать социализм без чётких критериев, кроме, пожалуй, одного — товарищества бедных. Товарищество здесь зачастую даже не средство для совместного достижения благополучия через труд, а наиглавнейшая цель. Тут в местном понимании светлого будущего для коммунистов Дванова как более грамотного и Копенкина как более деятельного и опытного должно многое представляться скорее стихийно анархистским, чем марсистским.

Причём автору "Чевенгура" все эти алкающие социализма при всей своей странности явно глубоко симпатичны. При этом он вовсе не считает их здоровыми, он даже упоминает, что белогвардейцы именно и вычисляли безошибочно настоящих революционеров по этой проявляющейся ненормальности. Но и иронией в полном смысле слова его повествование считать нельзя.

Но это всё ещё не утопия (или антиутопия?), это лишь преддверие к ней. В утопию позовёт Александра Дванова присутствовавший на заседании парткома в двановском родном губернском городе, куда тот вернулся и обнаружил там НЭП ("политика теперь новая, но правильная"), коммунист из уездного города Чевенгур. Это заседание можно считать поворотным местом в сюжете: дискуссия шла всё про то же введение НЭПа, отрицательно воспринятое ещё одним персонажем, которому симпатизирует автор. Этот персонаж — механик Фёдор Фёдорович Гопнер.

Коммунист из г. Чевенгура, назвавшийся фамилией Чепурный, а по прозвищу Японец, тоже не испытавший восторга от НЭПа, своим предложением решит судьбу двух расставшихся на некоторое время друзей — Дванова и Копенкина.

Продолжение следует...

Традиционное: заходите, читайте, смотрите, ставьте like, если понравилось, делитесь ссылкой в соц. сетях, ну и подписывайтесь на канал.